Key ideas: Опубл. 1874. “Яркая и почти болезненно талантливая история несчастного князя Мышкина, неистового Парфена Рогожина и отчаявшейся Настасьи Филипповны, много раз экранизированная и поставленная на сцене, и сейчас завораживает читателя…”
В самом деле, нет ничего досаднее, как быть, например, богатым, порядочной фамилии, приличной наружности, недурно образованным, неглупым, даже добрым, и в то же время не иметь никакого таланта, никакой особенности, никакого даже чудачества, ни одной своей собственной идеи, быть решительно «как и все».
Таких людей на свете чрезвычайное множество и даже гораздо более, чем кажется. Они разделяются, как и все люди, на два разряда: одни ограниченные, другие «гораздо поумнее».
Ограниченному «обыкновенному» человеку нет, например, ничего легче как вообразить себя человеком необыкновенным и оригинальным и усладиться тем без всяких колебаний.
Стоило некоторым из наших барышень остричь себе волосы, надеть синие очки и наименовать нигилистками, чтобы тотчас же убедиться, что, надев очки, они немедленно стали иметь свои собственные убеждения.
Стоили иному на слово принять какую-нибудь мысль или прочитать страничку чего-нибудь без начала и конца, чтобы тотчас поверить, что это «свои собственные мысли“ и в его собственном мозгу зародились.
Наглость наивности в таких случаях доходит до удивительного… Эта наглость наивности, эта несомневаемость глупого человек в себе и в своем таланте, превосходно выставлена Гоголем в удивительном типе поручика Пирогова («Невский Проспект»).
Пирогов даже и не сомневается в том, что он гений, даже выше всякого гения; до того не сомневается, что даже и вопроса себе об этом ни разу не задает; впрочем, вопросов для него и не существует.
А сколько было Пироговых между нашими литераторами, учеными, пропагандистами. Я говорю «было», но, уж конечно, есть и теперь…
С ног до головы заражены желанием оригинальности (Гаврила Ардалионович Иволгин)
Этот разлад гораздо несчастнее первого.
Эти люди чрезвычайно долго иногда куралесят, начиная с юности до покоряющего возраста, и все из желания оригинальности.
Из-за оригинальности иной честный человек готов решиться даже на низкое дело
Для него нисколько не успокоительна и не утешительна мысль, что он так хорошо исполнил свои человеческие обязанности, даже напротив она-то и раздражает его: «Бог, дескать, на что ухлопал я всю мою жизнь, вот что связало меня по рукам и по ногам, вот что помешало мне открыть порох! Не было бы этого, я может быть, непременно бы открыл либо порох, либо Америку, - наверно еще не знаю что, но только непременно бы открыл»
Ипполит Гане:
Ненавижу я вас, Гаврила Ардалионович, единственно за то, - вам это, может быть, покажется удивительным, - /единственно за то/, что вы тип и воплощение, олицетворение и верх самой наглой, самой самодовольной, самой пошлой и гадкой ординарности! Вы ординарность испущенная, ординарность несомневающаяся и олимпийски успокоенная; вы рутина из рутин!